Ревнивый или великодушный?
“Ревнивым” называют алхимика, который умышленно дает только ложные сведения о своем искусстве; напротив, «великодушным» является тот, кто сообщает о магистерии нечто достоверное. Таким образом; изучающий алхимию должен прежде всего определить, принадлежит ли то или иное сочинение автору «ревнивому» или «великодушному»; но с первого взгляда это сделать довольно трудно. Вообще говоря, существует два типа работ, посвященных алхимии. В одном случае писатель сразу декларирует, что все утверждения герметических философов ложны и, следовательно, создание философского камня представляет собой обычное мошенничество; в другом случае, именуя себя «поклонником науки» или «посвященным» и исходя из предписанных традицией запретов, писатель заявляет, что считает невозможным распространять какие бы то ни было сведения о Деянии, поскольку это и бесполезно, и опасно. Однако некоторые из числа последних авторов, желая несомненно показать себя «великодушными», прибегают к приему, который иcпользовал Дом Пернети в своем «Мифо-герметическом словаре» («Dictionnaire mytho-hermetique»): они подбирают цитаты из лучших трактатов и объединяют их в рубрики, посвященные первичной материи, тайному огню, философской ртути, воде мудрецов и т.д. Очевидно, что подобные цитаты, вырванные из контекста и позаимствованные из сочинений очень разных авторов, в конечном счете приводят несчастного ученика в полное замешательство; сверх того, этот прием небезопасен, поскольку с помощью подобранных цитат читателя подталкивают к неверным выводам: я сам знаком с двумя книгами, в которых даются четкие определения первичной материи, — «к несчастью эти определения совершенно различны.
Я намерен двинуться дальше, поскольку мы достигли эпохи «откровения». Слово «revelation» происходит от латинского re-velare, что означает снимать покров (а не одевать покровом, как утверждают некоторые). Мне кажется, пресловутая необходимость хранить тайну — дело прошлых времен, и я полностью солидарен с мнением Райможа Абельо, который превосходно решает проблему в своем предисловии к трактату «Золото тысячного утра» («L’Or du millieme matin»): «В Книге Притчей Соломоновых говорится: «Слава Божия — облекать тайною дело, а слава царей — исследовать дело1. Что же сказать тогда по поводу знаменитой тайны, которую необходимо хранить, ибо во всех сочинениях постоянно звучат угрозы тому, кто осмёлится ее раскрыть? Величайшее разочарование приносят эти пособия по эзотеризму, авторы которых дают нам понять что знают куда больше, чем говорят, но упорствуют в молчании, потому что мы их доверия не достойны, Возникает желание ответить им: «Зачем вы пишете книги? Занимайтесь втайне вашей тайной наукой и не тратьте красноречие свое на нас». И мы готовы даже произнести хорошо известное непочтительное изречение: «Кто умеет делать — делает, а кто не умеет — учит». В сущности, этот запрет, ставший обязательным в силу какого-то невразумительного закона, представляется нам недоразумением. Мы живем в фаустовскую эпоху, которая отвергает догматические запреты и приветствует риск во всех сферах. Да и что это за «мудрость», если высшим критерием для нее служит вульгарное понятие опасности? В конечном счете, наилучшей защитой всегда является сложность самого предмета».
Посмотрим теперь, какие доводы могут предъявить сторонники «закрытости» алхимических познаний. Здесь я уступаю слово Бернару Юссону — «поклоннику науки», с которым мы уже встречались. Его мнение имеет особый вес: ведь он сам целых два года работал в лаборатории. «Как мы убедились, великие адепты XV — XVI веков точным, ясным и внятным языком описывали изготовление и очистку небольшого числа субстанций, которые служили исходной базой для их дальнейших опытов, но не были, если называть вещи своим именами, объектом исследования. Начиная с XVII века авторы стали намеренно смешивать два понятия, поскольку труды предшественников и живущих в одно с ними время химиков избавили их от необходимости повторять уже сформулированные указания (которые, строго говорч, не обязательно относились к алхимическому Деянию и обычно приводились в качестве примера). Эти авторы использовали покров либо аллегорический (методом транспозиции) либо символический (путем: перевода: в другой план существования}, что заставляло большинство людей думать, будто «алхимическая тайна» сводится к знанию определенных неорганических субстанций, подвергаемых манипуляциям, и к знанию этих манипуляций. На подобная «тайна», очевидно, раньше или позже неизбежно будет раскрыта. Зачем же сейчас с важным видом хранить молчание или даже проявлять сдержанность? Нет, для алхимиков, сохраняющих верность традиции, это отнюдь же ребячество, а дело чести. В какой-то мере это напоминает поведение древних, которые не выдавали «тайну» Элевсинских мистерий, хотя эта, так называемая «тайна» , была известна едва ли не всем, ибо к числу посвященных относились все сколько-нибудь заметные люди. Другой пример подобной тайны — «долг» того или иного братства: если некоторые и выбалтывают его, то остальные свято «хранят» секрет из уважения к его безупречной чистоте» («Два алхимических трактата века» — «Deux traits alchimiques du XIX-e siecle»
Может ли удовлетворить нас такой ответ? Разумеется, нет, так как Бернар Юссон признает, что страшная тайна заключается вовсе не в том, какие вещества используются в алхимическом Деянии. И Раймон Абельо совершенно справедливо отмечает, что алхимия сама по себе защищена от профанации ввиду необыкновенной сложности магистерии. Как мы увидим, знание используемых в Деянии материалов — условие действительно необходимое, но отнюдь не достаточное для создания философского камня. В этом алхимия коренным образом отличается от химии и любой другой науки, где всегда возможно, при соблюдении нужных условий, повторение опыта. Ничего подобного в алхимии нет, скажем это прямо; искусство это родственно земледелию, ибо материя взращивается до более высокой ступени совершенства — если угодно, до определенной стадии созревания. С другой стороны, алхимия родственна — не побоимся этого слова — кулинарии: манипуляции алхимика не имеют ничего общего с «опытами» химика, но зато чрезвычайно похожи на «фокусы» булочника-кондитера, который знает, сколько нужно положить дрожжей, чтобы тесто поднялось, однако в неудачный для себя день может напрочь запороть выпечку или сжечь печь. Поэтому я не вижу никаких разумных оснований и дальше препятствовать публике, равно как и ученым, знакомиться с тайными материалами Деяния. Бернар Юссон, которому я изложил свою точку зрения, ответил мне примерно так: «Я получил устную информацию, не подлежащую распростр-нению. Для меня умолчание является образом жизни». Такой ответ был приемлем для него, но для меня не годился. И я намерен теперь изучить вместе с вами разнообразные субстанции, составляющие алхимическую магистерию, чтобы перейти затем к изучению способов практического создания камня. Разумеется, я должен сделать здесь ту же оговорку, что и Жак Бержье, которому принадлежит следующее уточнение: «Я высказываю лишь свое собственное мнение. Я не прошел инициацию и не вхожу ни в одно тайное общество, но алхимию я изучал почти сорок лет. У меня есть в этой сфере знакомые. Я принимал участие в некоторых опытах». Хотя продолжительность моих занятий герметическим искусством составляет всего около двенадцати лет, что относительно недолгий срок для столь сложного предмета, кое-какие выводы мне удалось сформулировать.
Во-первых, я прочел все, что было сказано о веществах, участвующих в Деянии, авторами, которые сами не были «поклонниками науки». Изложу вкратце их суждения. Луи Фигье: «Две субстанции играют роль семени: обыкновенное золото являет собой мужское начало, а ртуть философов, называемая также первым агентом — женское начало... Единственная трудность в изготовлении философского камня состоит в том, чтобы получить ртуть философов. Как только этот агент найден, все становится, как мы уже убедились, чрезвычайно простым... Однако изготовление этой ртути — задача совсем не легкая. Все алхимики признают, что найти ее — выше человеческих способностей, и достичь цели можно лишь с помощью божественного откровения или благодаря дружбе с адептом, получившим, в свою очередь, дар от Бога». Затем Фигье перечисляет ряд субстанций, в которых, как он говорит, алхимики искали свою ртуть. При чтении этого текста становится ясно, что автор наш путает ртуть философов и философскую ртуть; считает золото первичной материей Деяния; верит, что магистерию легко осуществить, если использовать нужные субстанции; наконец, смешивает суфлеров и адептов, тогда как первые не знали, какие субстанции следует использовать. Итак, мы можем сделать вывод, что Луи Фигье не слишком продвинулся в своих исследованиях практической реализации Деяния. Сверх того, алхимию он считал занятием пустым и обреченным на неудачу.
Обратимся теперь к точке зрения Альбера Пуассона: «Материя Великого Деяния состояла из золота и серебра, соединенных с ртутью и обработанных особым образом. Золото брали как богатое серой, серебро — как содержащее очень чистую ртуть, жидкая ртуть же играла роль соли, третьего члена союза. Эти три субстанции, приготовленные должным образом, помещались в стеклянную реторту — тщательно закупоренное философское яйцо, которое нагревалось затем в печи, получившей название атанор». Был ли искренен Пуассон, когда писал эти строки? Ведь он сам работал в лаборатории и погубил там свое здоровье, скончавшись совсем молодым от туберкулеза. Я склонен полагать, что он сознательно избрал роль «ревнивого», ибо не мог ошибаться до такой степени. Посмотрим теперь, что говорит современный автор Серж Ютен в книге «Алхимия»-вышедшей в серии «Que sais-je?»: «Золото и серебро (иногда к ним добавляли жидкую или обыкновенную, ртуть, которая считалась очень богатой солью, скрытым влиянием, призванным объединить «двух сестер-врагов», серу и ртуть) представляют собой удаленную материю камня. Но их нельзя было использовать сразу, такими, какие они есть: их следовало очистить так, чтобы они стали близкой материей магистерии, то есть смесью извлеченной из золота серы и извлеченной из серебра ртути (правда, некоторые авторы утверждают, что природное золото можно не подвергать очистке). Затем начиналась серия операций с целью добыть из золота и серебра, двух совершенных металлов, две противоположные субстанции. «Золото является самым совершенным из всех металлов: это отец нашего камня, но это еще не материя; материей камня является содержащееея в золоте семя» (Филалет, «Источник химической философии» — «Fontaine de la philosophie chymique»). Вполне понятно, что Серж Ютен, никогда не работавший в лаборатории, излишне доверился авторитету Пуассона и тенденциозным высказываниям Филалета. Последний совершенно правильно говорит, что семя золота является материей камня, но из этого отнюдь не следует, что семя нужно извлекать из самого золота.
Гийом Сальмон, эрудированный автор книги «Библиотека химических философов» (Bibliotheque des Philosophes Chimiques), сам был алхимиком. Но он излагал основные принципы магистерии не на основе своего опыта, а как историк герметической науки. Послушаем его: «Вот каким образом, по утверждению философов, это делается. Ртуть философов (которую они называют женским началом) соединяется и сплавляется с очень чистым золотом (мужское начало) в виде тонких листочков или стружки; затем все это помещается в философское яйцо (небольшую реторту овальной формы. которую следует герметически закупорить, чтобы материя не испарялась); яйцо ставится в наполненную золой миску, которую затем помещают в печь; ртуть, нагретая жаром своей внутренней серы, который усиливается благодаря огню, разведенному снаружи и постоянно поддерживаемому в нужной пропорции и температуре, так вот, повторяю, эта ртуть без усилия растворяет золото и разделяет его
на атомы»,
В этих нескольких строках выражена вся суть высказывания искреннего и одновременно «ревнивого». Ибо то, что говорит Сальмон, верно лишь для определенной фазы магистерии, а именно для его последней стадии, тогда как автор утверждает, будто речь идет о начальной стадии Деяния. Сверх того, он не уточняет, что следует понимать под «ртутью философов» и «золотом», — и., следовательно, обманывает читателя, ни в чем не солгав.
Рассмотрим теперь точку зрения Жака Бержье, Как мы видели, среди непосвященных авторов он обладает самыми обширными алхимическими познаниями. И действительно, описанный им modus operandi наиболее близок к истине — по крайней мере, в сравнении с известными мне трудами других наших современников. Я не хочу сказать, что он в самом деле дает «рецепт», но операции, которые он описывает и — вполне внятно — объясняет, в значительной степени приближают нас к реальной магистерии и, следовательно, могут послужить основой для критического анализа традиционных сочинений. «Сейчас мы попытаемся, — пишет он, — точно описать последовательность действий алхимика. Мы не претендуем на то, чтобы представить алхимический метод во всей его полноте, однако полагаем, что наши наблюдения над этим методом представляют определенный интерес. Мы не забываем о том, что высшей целью алхимии является трансмутация самого алхимика, и все его манипуляции призваны осуществить «освобождение духа». Именно по поводу этих манипуляций мы и собираемся сообщить кое-что новое.
Сначала алхимик в течение многих лет занимается расшифровкой старых текстов, в которых «читатель вынужден блуждать, как в закоулках лабиринта, откуда не выберется никогда, ибо не обладает нитью Ариадны, которая могла бы вывести его на верную дорогу, а без этой нити обречен он погрузиться в небывалое умственное смятение». Благодаря терпению, смирению и вере алхимику удается отчасти понять смысл этих текстов. На этой ступени он может приступить к реальным алхимическим опытам. Мы сейчас опишем эти опыты, но нам не хватает одной детали. Мы знаем, что происходит в лаборатории алхимика. Мы не ведаем, что происходит в самом алхимике. Возможно, что это все взаимосвязано.
Наш алхимик начинает с того, что готовит в агатовой ступке однородную смесь из трех компонентов. Первый, составляющий девяносто пять процентов смеси, является минералом: это, например, мышьяковистый пирит, минерал железа с примесями мышьяка и сурьмы. Второй — металл: железо, свинец, серебро или ртуть. Третий — кислота органического происхождения, то есть винная или лимонная. Ему предстоит вручную растирать и соединять эти компоненты в течение пяти или шести месяцев. Затем он нагревает все в тигле. Постепенно увеличивая температуру, он завершает эту операцию примерно через десять лет. Ему следует быть очень осторожным. При нагревании выделяются токсичные газы: пары ртути и особенно мышьяковистый водород, который убил многих алхимиков в самом начале их трудов.
Затем он растворяет содержимое тигля в кислоте. Именно в поисках растворителя алхимики былых времен открыли уксусную, азотную и серную кисло ту. Растворение должно происходить при поляризованном свете: либо при слабых лучах солнца, отраженных зеркалом, либо при свете луны. Сегодня известно, что поляризованный свет вибрирует в одном направлении, тогда как обычный свет вибрирует вокруг оси во всех направлениях.
Затем он испаряет жидкость и вновь нагревает твердое тело. Эту операцию ему придется проделывать много тысяч раз в течение нескольких лет. Почему? Мы не знаем. Возможно, ему нужно дождаться момента, когда совпадут наилучшие условия: космические лучи, магнитное поле Земли и т.д. Возможно, нужно дождаться, чтобы в глубинных структурах материи накопилась «усталость», но об этом мы тоже ничего не знаем. Алхимик говорит о «святом терпении», о медленной концентрации «универсального духа». Наверняка, за этими почти религиозными терминами стоит нечто иное...
Продолжим наше описание: через несколько лет, посвященных однообразной работе, которая не прерывается ни днем, ни ночью, алхимик приходит к выводу, что первая фаза завершена. Тогда он добавляет к смеси окислитель: например, калиевую селитру (Отметим, что некоторые изотопы калия являются сами по себе слегка радиоактивными.) В тигле у него находятся сера, извлеченная из пирита, и уголь, извлеченный из органической кислоты; Сера, уголь и нитрат: именно в ходе подобных опытов древние алхимики открыли порох.
Он снова начинает растворять и нагревать, не делая никаких перерывов, и так продолжается несколько месяцев, а то и лет. Он ждет знака. Относительно природы этого знака в алхимических сочинениях высказываются разные точки зрения, хотя многие из описанных явлений вполне могли иметь место. Знак возникает в момент растворения. Для некоторых алхимиков — это появление на стенках сосуда кристаллов в форме звезды. Для других — слой окиси на поверхности раствора, который затем разрывается, открывая сверкающий металл, где словно бы отражаются, в уменьшенном изображении, Млечный Путь или созвездия.
Получив знак, алхимик извлекает смесь из тигля и «оставляет ее для созревания», без доступа воздуха и влаги, вплоть до первых дней ближайшей весны. Когда он приступит к следующим операциям целью их будет то, что в старых книгах называл «подготовкой сумерек».
Смесь помещается в прозрачный сосуд из чистейшего стекла, закупоренный особым образом. Имеется совсем немного указаний относительно этого закупоривания, которое называется Гермесовым, или герметическим, Теперь работа заключается в том, чтобы нагревать сосуд, с величайшей осторожностью повышая температуру. Смесь в закупоренном сосуде по-прежнему состоит из серы, угля и нитрата. Ее следует довести до раскаленного состояния, избегая взрыва. Множество алхимиков погибли в ходе этой операции или получили серьезные ожоги. Взрывы отличаются поразительной силой, а температура становится такой высокой, что с точки зрения логики это трудно объяснить.
Целью этой операции является создание в сосуде «'Эссенции» или «флюида» — алхимики иногда, называют их «крылом ворона»...
Алхимик.. нагревает сосуд, дает ему остыть, снова нагревает, так продолжается в течение нескольких месяцев или лет. Сквозь кварцевое стекло он наблюдает за вызреванием того, что именуется обычно «алхимическим яйцом» — это смесь, превратившаяся в сине-черную жидкость. Наконец он открывает свой сосуд в темноте, когда светится лишь эта мерцающая субстанция. При соприкосновении с воздухом мерцающая жидкость отвердевает и разделяется на элементы.
Алхимик получает совершенно новые вещества, которые не встречаются в природе и обладают всеми свойствами чистых химических элементов — иными словами, расчленить их при помощи химических способов невозможно.
Итак, наш алхимик открыл свой сосуд из кварцевого стекла и получил — при охлаждении мерцающей жидкости в контакте с воздухом — один или несколько новых элементов. У него остается ещё шлак. Этот шлак он будет промывать в трижды дистиллированной воде на протяжении нескольких месяцев. Затем он поместит эту воду в такое место, куда не проникает свет и не меняется температура. Эта вода обладает необыкновенными химическими и целебными свойствами. Это — универсальный растворитель м легендарный эликсир долгой жизни — эликсир Фауста...
Итак, у нашего алхимика имеется теперь некото-рое количество не встречающихся в природе простых веществ и несколько флаконов с алхимической водой, обладающей свойством значительно продлевать жизнь, омолаживая ткани.
Вот тут он попытается создать из полученных элементов новые комбинации. Он смешает их в своей ступке и расплавит на медленном огне, используя катализаторы, о которых в текстах говорится очень туманно. Эта работа займет у него ещё несколько лет.
Уверяют, будто тогда он получит субстанции, совершенно неотличимые от известных металлов, в частности, металлов — проводников тепла и электричества. Это будет алхимическая медь, алхимическое серебро, алхимическое золото... Другие же, порожденные алхимическими опытами субстанции будут еще более удивительными. Одна из них будет растворяться в стекле при низкой температуре и до момента плавления его. Субстанция эта при соприкосновении со слегка размягченным стеклом проникнет внутрь, придав ему рубиновый цвет с фиолетовым свечением в сумраке. Если же измельчить такое изменившееся стекло в агатовой ступке, то получится порошок, который в алхимических книгах и называется «порошком проекции» или «философским камнем» (Луи Пауэлл и Жак Бержье, «Заря магов».
Написавший эти строки человек явно работал в лаборатории и достиг определенной стадии в осуществлении магистерии. Отдельные неточности в дета лях — например, о моменте введения калиевой селитры или о фазе создания универсального снадобья — показывают, что наш экспериментатор не сумел реализовать Великое Деяние полностью; впрочем, Бержье этого о себе никогда и не говорил. Однако, с учетом всех необходимых оговорок, я считаю этот текст главным руководством для тех, кто решил изучать алхимию: прочитав его, он сможет перейти к традиционным трактатам, поскольку обретет «нить Ариадны», которая не позволит ему сбиться с пути.
|
|
Читайте в рубрике «Алхимия»: |