Масонские ложи
В восемнадцатом веке магия и философия, политика и религия были переплетены между собой настолько тесно, что определить подлинный характер тайных обществ, заполонивших теперь всю Европы, практически невозможно. Под лозунгом филантропии выступали все: короли и аристократы, горожане, рабочие и философы. Впрочем, большинство из них довольствовалось красивыми жестами. Равенство для них исчерпывалось тем, что граф и рабочий сидели бок о бок в зале собраний вольных каменщиков, носили одинаковые белые фартуки, пели одни и те же гимны и высказывали одни и те же идеи. Когда же собрание подходило к концу, граф возвращался к своей роскоши, а рабочий - к своей нужде.
Противостояние политических идей и классовых интересов смягчалось сентиментальными фразами и показной благотворительностью, не имевшей ничего общего с анонимным милосердием розенкрейцеров семнадцатого века. Благодеяния обставлялись как можно более театрально и выстраивались с расчетом возбудить симпатию. Представление об этих душещипательных спектаклях дает заседание ложи "Искренность", состоявшееся в 1782 году. На этом собрании был дан обед в честь братьев Монгольфье, изобретателей воздушного шара. По этому случаю масоны собирались также короновать молодого героя войны, Клода Тьона. На заседании присутствовало сто семьдесят человек обоего пола. Председатель, маркиз де Сесеваль, произнес прочувствованную речь об открытии братьев Монгольфье, неустанно намекая на то, какой великой чести сейчас удостоятся изобретатели. Жозеф-Мишель Монгольфье застенчиво вышел на сцену и принял венок от графине де Шуазель-Гуфье. В этот момент раздался рокот барабан, двери зала широко распахнулись, и вошли солдаты, разворачивая бело-золотые флаги Франции.
Среди этих воинов маршировал и храбрый юный Тьон, потерявший руку при взрыве гранаты. Он вышел на сцену, где прекрасные дамы увенчали его золотым лавровым венком. Вновь зазвучали барабаны и трубы. Под дружные аплодисменты мадам ла Контес вручила доблестному юноше медаль. Трубач еще раз дунул в трубу, и все гости устремились к столам, ломившимся от деликатесов. А один из членов Ложи прочел заранее заготовленный куплет:
Жертва судьбы и оружия,
Я не отступил под их ударами,
И в этот чарующий миг
Я не в силах сказать ни слова без слез -
Слез, которых не проливал в страдании.
Естественно, Тьен тут же разрыдался - и все присутствующие вторили ему счастливыми всхлипами.
Впрочем, не следует обвинять в подобной нелепости все тайные общества. Были и другие ложи, не пользовавшиеся поддержкой короля. Некоторые Мастера вели свои группы к революции, другие отстаивали ультракатолические идеалы. Большинство братств усердно ратовали за роспуск инквизиции, которая в те времена была все еще сильна. Оппозицию распадающейся государственной организации поддерживали в большей или меньшей степени масоны и мартинисты, розенкрейцеры и сведенборгианцы. Правда, во многих случаях эта оппозиция опять же была всего лишь красивым жестом, демонстрацией, не влекущей за собой никаких серьезных последствий. Однако со временем смешение богатых и бедных, аристократов и простолюдинов сыграло свою положительную роль, и пустопорожние фразы о братстве человечества, о равенстве в правах и обязанностях все же принесли свои плоды, ибо в них содержалось семя истины. Невозможно отрицать, что в совокупности своей тайные общества были двигателями политического прогресса и демократии, искренними борцами за идеал. Правда члены этих обществ были, по большей части, всего лишь мирными гражданами, и только внушали кое-кому страх, а реальной опасности практически не представляли. Их сопротивление было пассивным - и все же это было сопротивление.
Страх, который они внушали властям, вскоре повлек за собой гонения. Такая политика породила новых мучеников и героев. В 1738 году папа Климент XII отлучил от церкви всех европейских масонов, а Людовик XV запретил масонство во Франции. Многие масоны попали в тюрьму. В 1744 году вышел еще один запретительный указ, несмотря на то, что принц Луи де Бурбон-Конде был Великим Мастером французских масонов.
Однако искоренить ложи было невозможно. И этот факт производил впечатление на интеллектуалов и сеял сомнения среди духовных и светских властей. С другой стороны, среди предводителей масонов встречались люди недостойные, и согласованным действиям мешали внутренние конфликты. Путаница и сектантство, царившие во Франции в предреволюционную эпоху, сопоставимы только с хаосом первых столетий нашей эры. Масоны и, в особенности мартинисты разделяли античный идеал восхождения человека от греховности к блаженству. Принятые ими обряды посвящения походили на языческие. Испытания кандидатов были разработаны по образцу древнегреческих и древнеегипетских. Масон, подобно посвящаемому в Элевсинские мистерии, должен был переродиться, чтобы достичь высших сфер и тем самым обрести тайную мудрость.
Однако масонские инициации не следует считать всего лишь старомодными пережитками мертвого прошлого. Стремление к возрождению играло в эпоху всеобщего упадка особую роль. Накопление мудрости на благо общества, надежда на лучшие времена, вера в человечество, обновление связей с Вечным - во всем этом содержалось зерно подлинных этических ценностей. Время для тотального возрождения средствами науки еще не настало. Спасение следовало искать, скорее, в вере. Почти все члены тайных обществ были людьми религиозными. Но официальная вера не могла удовлетворить их духовной жажды, и они "привили" на ее сухое древо ростки чудес, от которых церковь в свое время отказалась, очистившись от восточной роскоши. Процесс очистки оказался слишком радикальным: церковники выплеснули вместе с водой и ребенка. Теперь предстояло восстанавливать по крупицам драгоценную древнюю мудрость. Недаром одна из масонских лож носила название "Великий Восток".
Неверие в науку очевидно в случае шведского ученого Эмануэля Сведенборга (1688 - 1772) - духовным отца всех тайных обществ той эпохи. Сведенборг изучил древнегреческий, латынь, восточные языки и несколько европейских. Он был специалистом в металлургии, анатомии, математике и геологии. Одним словом, это был архетипический ученый: методичный, трезвый, скептичный. Но в какой-то момент его стали посещать видения и апокалиптические откровения. Поборник науки превратился в ясновидца - причем самого настоящего, если верить Иммануилу Канту. Ясновидящий Сведенборг на расстоянии в триста миль почувствовал, что в Стокгольме вспыхнул большой пожар. Его "Церковь Нового Иерусалима" по сей день насчитывает несколько сотен тысяч приверженцев. Но этим влияние его не ограничивалось. У Сведенборга заимствовали идеи Мартинес де Паскуалес, Сен-Мартен, Пернети и Калиостро.
Замечая, как злоупотребляют лозунгом "Равенство", некоторые маги отказались от идеи привлечь на свою сторону народные массы. Антуан-Жозеф Пернети (1716 - 1801) собрал в своем кружке множество аристократов. Этот бывший бенедиктинец, библиотекарь прусского короля, был почитателем Сведенборга и перевел его труды с латыни на французский. Пернети совершил кругосветное путешествие с Бугенвилем, и, познакомившись с самыми разными народами и странами, загорелся мечтой объединить все человечество под сенью философского камня. Под влиянием Плутарха он написал фантастическое произведение по мотивам греческих и египетских басен, показав, что все эти аллегории можно сосредоточить в одном магическом образе - образе герметического процесса, Великого Делания.
Герметистом был и розенкрейцер Мартинес де Паскуалес, основавший в 1754 году новый масонский обряд "избранных коэнов" (рыцарей и священников). Основные идеи свои он также заимствовал у Сведенборга. Стержень посвятительных обрядов Паскуалес составили образы сотворения человека, его ослушания и грехопадения, наказания и душевных страданий. Человеку восстановит свое "первозданное достоинство, и, приблизившись к своему создателю путем размышлений, он будет оживлен божественным дыханием. Он познает тайны природы: алхимию, каббалу и дивинацию". Сведенборгианские обряды Паскуалеса преобразовал его друг Луи-Клод де Сен-Мартен (1743 - 1803). Он распространил учение Паскуалеса по всей Европе, когда тот уехал в Порт-о-Пренс (Сан-Доминго). У мартинистов были свои сторонники и в России, особенно среди дворян, объединившихся под духовным водительством князя Голицына. Орден мартинистов обладал особой притягательностью - не в последнюю очередь за счет принятых в нем магических обрядов, чем-то напоминающих ритуалы спиритов более поздней эпохи. Мартинисты вызывали мертвых и провоцировали галлюцинации при помощи магических кругов, ароматических трав, черных шелковых одеяний и усыпанных алмазами инсигний. Просветленные члены ордена общались с божественными силами и получали от них практические советы по пропаганде филантропических идеалов.
Среди этих магов самым активным проповедником терпимости был цюрихский пастор Иоганн Каспар Лафатер (1741 - 1801). Этот скромный автор знаменитого труда по физиогномии отличался весьма своеобразным подходом к вопросам религии: тех, кто не мог найти утешения в протестантизме, Лафатер препоручал его "доброй матери" - католической церкви. Он был чрезвычайно проницательным психологом: приверженность физиогномическому искусству приучила его распознавать "внутреннего человека" по внешним признакам. Вежливость Лафатера часто оказывалась более эффективной, нежели буйство его собратьев-магов: "Я видел письма, - рассказывает Мирабо, - которые Лафатер писал монархам... И я видел, с каким глубоким почтением монархи отвечают ему. Они повинуются ему, они становятся его подданными".
Может показаться, что такой образованный и влиятельный человек не нуждался в советах других магов. Однако в 1780 году Лафатер направился в Страсбург, дабы поучиться уму-разуму у графа Калиостро. Последний отказался принять его. Они лишь обменялись письмами. На вопрос Лафатера: "В чем именно заключена ваша мудрость?" - Калиостро ответил лаконично: "In verbis, herbis et lapidibus" ("В словах, травах и камнях"). Тем самым он намекал на чудесные исцеления, которые совершал с помощью простых снадобий, составленных из минералов и растений, и суггестивной силы слова. Такой ответ был необычайно скромен, ибо в других случаях "граф" (подлинное имя которого было Джузеппе Бальзамо) не стеснялся рассказывать о полученных чудесным образом знаниях, о путешествиях по странам Востока и о своей благороднейшей родословной. Не столь разговорчивым Калиостро оказывался, когда речь заходила о его пребывании в Лондоне, где он провернул несколько афер. Не упоминал о и том, что был выслан из России за мошенничество. Гете в своем "Путешествии в Италию" описывает Калиостро в следующих словах: "Я отвечал, что перед публикой он и впрямь держался как высокородный аристократ, но в кругу друзей часто признавал свое скромное происхождение". Несмотря на сомнительное прошлое Калиостро, даже враги не отказывали этому магу в блестящем уме. А многие его друзья и последователи считали, что все скандалы вокруг их кумира ничего не значат по сравнению с его мудростью, милосердием и поистине сверхчеловеческими талантами ясновидца, целителя и герметиста.
Именно в Страсбурге Калиостро произвел алхимический алмаз, который вручил кардиналу Людовику де Рогану. Ювелир прелата оценил этот камень в двадцать пять тысяч ливров. Однажды Калиостро вызвал дух покойной дамы, воспоминаниями о которой кардинал весьма дорожил. Восторги де Рогана не имели границ. Он поставил в своем кабинете бюст Калиостро с надписью: "Божественному Калиостро". По иронии судьбы, эта дружба распалась в результате скандала, к которому Калиостро был никак не причастен. Имеется в виду скандал с ожерельем, которое графиня де ла Мот приобрела для Людовика де Рогана, дабы тот вручил его королеве Франции. Мадам де ла Мот утаила деньги кардинала, выданные ей на покупку, а заодно и само ожерелье. На допросе в суде она втянула в эту историю Калиостро. В то время его звезда уже клонилась к закату. Калиостро мечтал только о тихой и честной жизни, но осуществить эту мечту оказалось труднее, чем все его многочисленные аферы.
Калиостро основал "Египетскую ложу" и силой своего красноречия привлек на свою сторону множество масонов, которые отреклись от своих обрядов и переметнулись под знамена "Великого Копта", как называл себя "граф". Он принимал последователей всех учений. Единственным условием была вера в бессмертие души. Калиостро устраивал сеансы магических церемоний, в ходе которых призывал "семерых чистых духов". Невинную девушку, "Голубку", подводили к столу, на котором между двумя факелами стояла стеклянная бутыль. Девушка пристально вглядывалась в стекло и видела отсутствующих персон, будущие события или ангелов; иногда ее уводили за ширму, где она переживала мистическое единение с ангелом. Схожие обряды проводились в "Египетской ложе Исиды", куда принимали только женщин. Великим Мастером этой ложи была Лоренца Фелициани, жена Калиостро. На сеансы "Египетской ложи Исиды" допускали в качестве зрителей и мужчин. Многие представители высшего света устремлялись на эти необычные спектакли. Но еще популярнее Калиостро был среди простого люда. Когда его освободили из Бастилии, куда он попал по ложному обвинению, десять тысяч парижан торжественно пронесли его по улицам, а на следующий день на бульваре Сен-Антуан, где проживал Калиостро, собралась толпа, приветственно выкрикивавшая его имя. Власти стали опасаться мятежа, и Калиостро было предписано покинуть Париж в восьмидневный срок. Когда этот указ обнародовали, у дома Калиостро снова собралась толпа. Калиостро вышел на балкон и успокоил своих поклонников словами: "Настанет миг, когда я позволю вам услышать мой голос".
|
|
Читайте в рубрике «Эпоха Просвещения»: |